воскресенье, 30 июня 2013 г.

Готовимся к олимпиаде "Наше наследие"

В 2013-2014 году Олимпиада "Наше наследие" для  3-4, 5-7 классов проводится  по теме  «История олимпийского движения»


пятница, 28 июня 2013 г.

Корней Чуковский



Корней Иванович Чуковский родился в 1882 году в Санкт-Петербурге. При рождении ему было дано другое имя: Николай Васильевич Корнейчуков.
Корней Иванович остался в памяти как детский писатель, именно детские стихи Чуковского внесли его имя в историю на долгие годы. Сказки автор начал писать довольно поздно. Первая сказка Корнея Чуковского – это "Крокодил", была написана в 1916 году. "Мойдодыр" и "Тараканище" вышли уже только в 1923 году.


Бедный Федотка — сиротка.
Плачет несчастный Федотка:
Нет у него никого,
Кто пожалел бы его.
Только мама, да дядя, да тётка,
Только папа да дедушка с бабушкой.



В 1960-ые годы Чуковский загорелся идеей изложения Библии на детский лад. К работе были привлечены и другие литераторы, однако первое издание книги было полностью уничтожено властью. Уже в 21 веке, эта книга была издана, и найти её можно под названием “Вавилонская башня и другие библейские предания”. 



Последние дни своей жизни писатель провел на даче в Переделкино. Там он встречался с детьми, читал им собственные стихи и сказки, приглашал известных людей.






среда, 26 июня 2013 г.

Книги Константина Паустовского

Константин Георгиевич писал свои романы для взрослых. Но есть у него несколько произведений для детей: “Растрепанный воробей”, “Стальное колечко”, “Дремучий медведь”, “Теплый хлеб” и др. В каждом настоящем писателе живет учитель. К. Г. Паустовский считал, что смысл литературы заключается в том,  чтобы звать людей к прекрасному. Писатель хотел, чтобы читатели его произведений были добрыми, любили окружающий мир, чувствовали родство с ним и готовность в любой момент прийти на помощь. Поэтому любимый герой его сказок - человек отзывчивый, чуткий, с добрым и милым сердцем. Мы живём в мире, где много жестокости, зла, равнодушия, но христианские заповеди учат нас любить и прощать. Старые мудрые люди говорят: "Лучше подавать, чем просить". Помоги человеку добрым словом, добрым делом, и настанет время, когда и тебе тоже помогут.


Константин Георгиевич Паустовский

                                Теплый хлеб


    Когда   кавалеристы  проходили  через  деревню  Бережки,  немецкий  снаряд разорвался  на околице и ранил в ногу вороного коня. Командир оставил раненого коня  в  деревне,  а  отряд  ушёл  дальше,  пыля и позванивая удилами, - ушёл, закатился за рощи, за холмы, где ветер качал спелую рожь. 
    Коня  взял  к  себе мельник Панкрат. Мельница давно не работала, но мучная пыль  навеки  въелась  в  Панкрата.  Она  лежала серой коркой на его ватнике и картузе.  Из-под  картуза посматривали на всех быстрые глаза мельника. Панкрат был скорый на работу, сердитый старик, и ребята считали его колдуном. 
    Панкрат  вылечил  коня. Конь остался при мельнице и терпеливо возил глину, навоз и жерди - помогал Панкрату чинить плотину. 
    Панкрату  трудно  было  прокормить  коня,  и  конь  начал ходить по дворам побираться.  Постоит,  пофыркает,  постучит  мордой в калитку, и, глядишь, ему вынесут  свекольной  ботвы,  или чёрствого хлеба, или, случалось даже, сладкую морковку.  По  деревне  говорили,  что  конь ничей, а вернее - общественный, и каждый  считал  своей  обязанностью  его  покормить. К тому же конь - раненый, пострадал от врага. 
    Жил  в  Бережках  со  своей  бабкой мальчик Филька, по прозвищу "Ну Тебя". Филька  был  молчаливый,  недоверчивый,  и любимым его выражением было: "Да ну тебя!".  Предлагал ли ему соседский мальчишка походить на ходулях или поискать позеленевшие  патроны,  Филька отвечал сердитым басом: "Да ну тебя! Ищи сам!". Когда бабка выговаривала ему за неласковость, Филька отворачивался и бормотал: "Да ну тебя! Надоела!". 
    Зима  в этот год стояла тёплая. В воздухе висел дым. Снег выпадал и тотчас таял.  Мокрые  вороны  садились  на  печные трубы, чтобы обсохнуть, толкались, каркали  друг  на  друга.  Около мельничного лотка вода не замерзала, а стояла чёрная, тихая, и в ней кружились льдинки. 
    Панкрат починил к тому времени мельницу и собирался молоть хлеб, - хозяйки жаловались,  что  мука  кончается,  осталось  у каждой на два-три дня, а зерно лежит немолотое. 
    В один из таких тёплых серых дней раненый конь постучал мордой в калитку к Филькиной  бабке.  Бабки  не было дома, а Филька сидел за столом и жевал кусок хлеба, круто посыпанный солью. 
    Филька  нехотя  встал,  вышел за калитку. Конь переступил с ноги на ногу и потянулся  к  хлебу.  "Да ну тебя! Дьявол!" - крикнул Филька и наотмашь ударил коня  по губам. Конь отшатнулся, замотал головой, а Филька закинул хлеб далеко в рыхлый снег и закричал: 
    - На  вас  не  напасёшься, на христорадников! Вон твой хлеб! Иди копай его мордой из-под снега! Иди копай! 
    И вот после этого злорадного окрика и случились в Бережках те удивительные дела,  о  каких  и сейчас люди говорят, покачивая головами, потому что сами не знают, было ли это или ничего такого и не было. 
    Слеза  скатилась  у  коня из глаз. Конь заржал жалобно, протяжно, взмахнул хвостом,  и  тотчас  в  голых  деревьях,  в  изгородях  и печных трубах завыл, засвистел  пронзительный  ветер,  вздул  снег,  запорошил Фильке горло. Филька бросился  обратно в дом, но никак не мог найти крыльца - так уже мело кругом и хлестало  в  глаза. Летела по ветру мёрзлая солома с крыш, ломались скворечни, хлопали  оторванные  ставни.  И  всё  выше  взвивались  столбы  снежной пыли с окрестных полей, неслись на деревню, шурша, крутясь, перегоняя друг друга. 
    Филька  вскочил  наконец  в  избу, припёр дверь, сказал: "Да ну тебя!" - и прислушался. Ревела, обезумев, метель, но сквозь её рев Филька слышал тонкий и короткий  свист  -  так свистит конский хвост, когда рассерженный конь бьёт им себя по бокам. 
    Метель  начала затихать к вечеру, и только тогда смогла добраться к себе в избу  от  соседки  Филькина  бабка.  А к ночи небо зазеленело, как лёд, звёзды примёрзли  к  небесному своду, и колючий мороз прошёл по деревне. Никто его не видел,  но  каждый  слышал  скрип  его  валенок по твёрдому снегу, слышал, как мороз, озоруя, стискивал толстые брёвна в стенах, и они трещали и лопались. 
    Бабка,  плача, сказала Фильке, что наверняка уже замёрзли колодцы и теперь их  ждёт  неминучая  смерть.  Воды нет, мука у всех вышла, а мельница работать теперь не сможет, потому что река застыла до самого дна. 
    Филька  тоже  заплакал  от страха, когда мыши начали выбегать из подпола и хорониться  под печкой в соломе, где ещё оставалось немного тепла. "Да ну вас! Проклятые!"  -  кричал  он  на  мышей,  но  мыши  всё лезли из подпола. Филька забрался на печь, укрылся тулупчиком, весь трясся и слушал причитания бабки. 
    - Сто  лет  назад  упал  на  нашу  округу такой же лютый мороз, - говорила бабка.  -  Заморозил колодцы, побил птиц, высушил до корня леса и сады. Десять лет  после  того  не  цвели  ни  деревья,  ни  травы. Семена в земле пожухли и пропали.  Голая  стояла  наша  земля. Обегал её стороной всякий зверь - боялся пустыни. 
    - Отчего же стрясся тот мороз? - спросил Филька. 
    - От  злобы  людской,  -  ответила  бабка. - Шёл через нашу деревню старый солдат,  попросил  в  избе  хлеба, а хозяин, злой мужик, заспанный, крикливый, возьми  и дай одну только чёрствую корку. И то не дал в руки, а швырнул на пол и  говорит: "Вот тебе! Жуй!". - "Мне хлеб с полу поднять невозможно, - говорит солдат.  -  У меня вместо ноги деревяшка." - "А ногу куда девал?" - спрашивает мужик.  "Утерял  я  ногу  на  Балканских горах в турецкой баталии", - отвечает солдат.  "Ничего.  Раз дюже голодный - подымешь, - засмеялся мужик. - Тут тебе камердинеров  нету".  Солдат покряхтел, изловчился, поднял корку и видит - это не хлеб, а одна зелёная плесень. Один яд! Тогда солдат вышел на двор, свистнул -  и  враз сорвалась метель, пурга, буря закружила деревню, крыши посрывала, а потом ударил лютый мороз. И мужик тот помер.
    - Отчего же он помер? - хрипло спросил Филька.
    - От охлаждения сердца, - ответила бабка, помолчала и добавила: - Знать, и нынче завелся в Бережках дурной человек, обидчик, и сотворил злое дело. Оттого и мороз. 
    - Чего  ж  теперь  делать, бабка? - спросил Филька из-под тулупа. - Неужто помирать? 
    - Зачем помирать? Надеяться надо. 
    - На что?
    - На то, что поправит дурной человек своё злодейство.
    - А как его исправить? - спросил, всхлипывая, Филька.
    - А об этом Панкрат знает, мельник. Он старик хитрый, учёный. Его спросит и надо. Да неужто в такую стужу до мельницы добежишь? Сразу кровь остановится. 
    - Да ну его, Панкрата! - сказал Филька и затих. 
    Ночью  он  слез  с  печи. Бабка спала, сидя на лавке. За окнами воздух был синий, густой, страшный. 
    В  чистом  небе над осокорями стояла луна, убранная, как невеста, розовыми венцами. 
    Филька запахнул тулупчик, выскочил на улицу и побежал к мельнице. Снег пел под ногами, будто артель весёлых пильщиков пилила под корень берёзовую рощу за рекой.  Казалось, воздух замёрз и между землёй и луной осталась одна пустота - жгучая  и  такая ясная, что если бы подняло пылинку на километр от земли, то и её было бы видно и она светилась бы и мерцала, как маленькая звезда. 
    Чёрные   ивы   около  мельничной  плотины  поседели  от  стужи.  Ветки  их поблёскивали, как стеклянные. Воздух колол Фильке грудь. Бежать он уже не мог, а тяжело шёл, загребая снег валенками. 
    Филька  постучал в окошко Панкратовой избы. Тотчас в сарае за избой заржал и  забил  копытом  раненый  конь.  Филька охнул, присел от страха на корточки, затаился. Панкрат отворил дверь, схватил Фильку за шиворот и втащил в избу. 
    - Садись к печке, - сказал он.- Рассказывай, пока не замёрз. 
    Филька, плача, рассказал Панкрату, как он обидел раненого коня и как из-за этого упал на деревню мороз. 
    - Да-а,  -  вздохнул  Панкрат,  - плохо твоё дело! Выходит, что из-за тебя всем пропадать. Зачем коня обидел? За что? Бессмысленный ты гражданин! 
    Филька сопел, вытирал рукавом глаза. 
    - Ты  брось реветь! - строго сказал Панкрат. - Реветь вы все мастера. Чуть что  нашкодил  - сейчас в рёв. Но только в этом я смысла не вижу. Мельница моя стоит,  как  запаянная  морозом  навеки,  а  муки  нет,  и воды нет, и что нам придумать - неизвестно. 
    - Чего же мне теперь делать, дедушка Панкрат? - спросил Филька. 
    - Изобрести  спасение  от стужи. Тогда перед людьми не будет твоей вины. И перед  раненой  лошадью - тоже. Будешь ты чистый человек, весёлый. Каждый тебя по плечу потреплет и простит. Понятно? 
    - Понятно, - ответил упавшим голосом Филька. 
    - Ну, вот и придумай. Даю тебе сроку час с четвертью. 
    В сенях у Панкрата жила сорока. Она не спала от холода, сидела на хомуте - подслушивала.  Потом  она  боком,  озираясь,  поскакала  к  щели  под  дверью. Выскочила  наружу,  прыгнула  на  перильца и полетела прямо на юг. Сорока была опытная, старая и нарочно летела у самой земли, потому что от деревень и лесов всё-таки  тянуло  теплом  и  сорока  не боялась замёрзнуть. Никто её не видел, только  лисица  в осиновом яру высунула морду из норы, повела носом, заметила, как тёмной тенью пронеслась по небу сорока, шарахнулась обратно в нору и долго сидела,  почёсываясь  и  соображая:  куда ж это в такую страшную ночь подалась
сорока? 
    А Филька в это время сидел на лавке, ёрзал, придумывал. 
    - Ну,  -  сказал  наконец  Панкрат, затаптывая махорочную цигарку, - время твоё вышло. Выкладывай! Льготного срока не будет. 
    - Я,  дедушка  Панкрат,  -  сказал Филька, - как рассветёт, соберу со всей деревни  ребят. Возьмём мы ломы, пешни, топоры, будем рубить лёд у лотка около мельницы, покамест не дорубимся до воды и не потечёт она на колесо. Как пойдёт вода,  ты  пускай  мельницу!  Повернёшь колесо двадцать раз, она разогреется и начнёт молоть. Будет, значит, и мука, и вода, и всеобщее спасение. 
    - Ишь  ты,  шустрый  какой!  - сказал мельник, - Подо льдом, конечно, вода есть. А ежели лёд толщиной в твой рост, что ты будешь делать? 
    - Да ну его! - сказал Филька. - Пробьём мы, ребята, и такой лёд! 
    - А ежели замёрзнете? 
    - Костры будем жечь. 
    - А  ежели  не согласятся ребята за твою дурь расплачиваться своим горбом? Ежели скажут: "Да ну его! Сам виноват - пусть сам лёд и скалывает". 
    - Согласятся! Я их умолю. Наши ребята - хорошие. 
    - Ну,  валяй  собирай  ребят.  А я со стариками потолкую. Может, и старики натянут рукавицы да возьмутся за ломы. 
    В  морозные  дни  солнце  восходит  багровое, в тяжёлом дыму. И в это утро поднялось  над  Бережками  такое солнце. На реке был слышен частый стук ломов. Трещали  костры.  Ребята и старики работали с самого рассвета, скалывали лёд у мельницы.  И  никто  сгоряча  не  заметил,  что  после полудня небо затянулось низкими  облаками  и  задул  по  седым  ивам  ровный  и  тёплый ветер. А когда заметили,  что  переменилась  погода,  ветки  ив  уже оттаяли, и весело, гулко зашумела за рекой мокрая берёзовая роща. В воздухе запахло весной, навозом. 
    Ветер дул с юга. С каждым часом становилось всё теплее. С крыш падали и со звоном разбивались сосульки.     
Вороны  вылезли  из-под  застрех  и  снова  обсыхали на трубах, толкались, каркали. 
    Не было только старой сороки. Она прилетела к вечеру, когда от теплоты лёд начал  оседать,  работа  у мельницы пошла быстро и показалась первая полынья с тёмной водой. 
    Мальчишки  стащили треухи и прокричали "ура". Панкрат говорил, что если бы не  тёплый  ветер,  то,  пожалуй,  и  не обколоть бы лёд ребятам и старикам. А сорока  сидела  на  раките над плотиной, трещала, трясла хвостом, кланялась на все  стороны  и  что-то  рассказывала,  но  никто, кроме ворон, её не понял. А сорока рассказывала, что она долетела до тёплого моря, где спал в горах летний ветер,  разбудила  его,  натрещала ему про лютый мороз и упросила его прогнать этот мороз, помочь людям. 
    Ветер  будто  бы  не  осмелился  отказать ей, сороке, и задул, понёсся над полями, посвистывая и посмеиваясь над морозом. И если хорошенько прислушаться, то уже слышно, как по оврагам под снегом бурлит-журчит тёплая вода, моет корни брусники, ломает лёд на реке.
    Всем  известно,  что  сорока  -  самая  болтливая птица на свете, и потому вороны  ей  не  поверили  -  покаркали только между собой: что вот, мол, опять завралась старая. 
    Так  до  сих  пор никто и не знает, правду ли говорила сорока, или всё это она  выдумала  от хвастовства. Одно только известно, что к вечеру лёд треснул, разошёлся,  ребята  и  старики  нажали  - и в мельничный лоток хлынула с шумом вода.
    Старое  колесо  скрипнуло  -  с  него  посыпались  сосульки  -  и медленно повернулось.  Заскрежетали  жернова, потом колесо повернулось быстрее, и вдруг вся  старая  мельница  затряслась, заходила ходуном и пошла стучать, скрипеть, молоть зерно.









воскресенье, 23 июня 2013 г.

Праздник Святой Троицы



Христиане веруют, что Бог един, но имеет три лица: Бог Отец – Творец всего существующего в мире, Бог Сын – Иисус Христос, Бог – Дух Святой, наполняющий все жизненной силой.

Лица Святой Троицы едины, неслиянны и нераздельны. Трудно понять, как это Три может быть равно Единице.

Древние святые, стараясь помочь христианам приблизиться к этой тайне, приводили примеры подобного единства и нераздельности из мира сотворенной Богом природы.

– Посмотрите в окошко, видите солнышко: сам солнечный диск и свет солнечных лучей? Чувствуете ли тепло солнечных лучей?

– Вот, – говорили святые, – мы видим солнечный диск; ощущаем солнечное тепло; а солнечные лучи, несущие свет, могут проникнуть в самые темные уголки. Свет и тепло являются как бы самостоятельными, но не существуют отдельно от солнца. Так же и сам солнечный круг не существует без тепла и света.


В виде трех Ангелов изображают на иконах Святую Троицу. В виде этих Ангелов-странников явился Бог задолго до Рождества Христова праведному старцу Аврааму. Три Ангела на иконе – изображение Трех Лиц Бога: Отца, Сына и Святого Духа.


Перед вами репродукция самой прекрасной из икон Святой Троицы. Эта икона написана пятьсот лет назад русским святым, монахом-иконописцем Андреем Рублевым. Древняя икона преподобного Андрея сохранилась до нынешних дней и находится в музее – Государственной Третьяковской галерее.

Написал эту икону Андрей Рублев по просьбе монахов Троицкого монастыря, в память и похвалу славному русскому святому преподобному Сергию Радонежскому, основавшему монастырь во имя Святой Троицы.


Мастер-иконописец старался изобразить Святую Троицу так, чтобы, смотря на изображение единой Троицы, люди могли побеждать вражду, злобу, зависть, неприязнь и учились совершенной Божественной любви.


Татьяна Шорыгина


И вот я в Третьяковке снова
Смотрю на «Троицу» Рублева:

Как прежде, чувствую волненье
Пред светлым миром единенья
Трех кротких Юношей Святых –
Как милосерден облик Их!

Рублев замкнул Их тесным кругом,
Они склоняются друг к другу
С любовью, лаской молчаливой.

Полны глубокого значенья
Их лица, позы, облаченья!
Воспитанник монастыря,
Он Троицу писал не зря –
В раздорах плакала земля...

Как не хватает мне самой
Терпенья, кротости порой
И мудрого святого слова

Великой «Троицы» Рублева.


И храмы  в этот праздник тоже украшаются березовыми ветвями, пол устилается свежей травой, в руках у людей березовые веточки и букеты цветов.





пятница, 21 июня 2013 г.

Беседы со священником

О празднике Святой Троицы рассказывает настоятель храма св. Николая Чудотворца священник Игорь Ельсуков


ДЕНЬ СВЯТОЙ ТРОИЦЫ


После вознесения Иисуса Христа наступил десятый день: это был пятидесятый день после Воскресения Христова. У евреев тогда был великий праздник Пятидесятницы в память Синайского законодательства. Все апостолы, вместе с Божией Матерью и с другими учениками Христовыми и прочими верующими, единодушно находились в одной горнице в Иерусалиме. Был третий час дня, по еврейскому счету часов, т. е. по нашему - девятый час утра. Вдруг сделался шум с неба, как бы от несущегося сильного ветра, и наполнил весь дом, где находились ученики Христовы. И явились огненные языки и почили (остановились) по одному на каждом из них. Все исполнились Духа Святого и стали славить Бога на разных языках, которых прежде не знали.

Это событие есть исправление того разделения, о котором рассказывает Ветхий Завет, и которое произошло при строительстве Вавилонской башни. При этом строительстве (столпотворении) люди, чтобы прославиться решили построить башню до небес. Эта гордая затея людей была неугодна Богу. Чтобы зло окончательно не погубило их, Господь сделал так, что они перестали понимать друг друга. Тогда люди были вынуждены бросить начатую постройку и разойтись по земле в разные стороны.

В день Святой Троицы это разделение было преодолено. Дух святой, сошел на апостолов в виде огня в знак того, что Он дал апостолам способность и силу для проповеди Христова учения всем народам.

По случаю Ветхозаветного праздника Пятидесятницы, в Иерусалиме в это время было много евреев, пришедших из разных стран. Услышав шум, огромная толпа народа собралась около дома, где были ученики Христовы. Все в народе изумлялись и спрашивали друг друга: "не все ли они галилеяне? Как же мы слышим каждый свой язык, в котором родились? Как они могут говорить на наших языках о великих делах Божиих?" И в недоумении говорили: "они напились сладкого вина".

Тогда апостол Петр, вставши вместе с прочими одиннадцатью апостолами, сказал, что они не пьяны, но что на них сошел Дух Святый, как это и было предсказано пророком Иоилем, задолго до этого, и что Иисус Христос, Которого иудеи распяли, воскрес из мертвых, вознесся на небо и излил на них Святого Духа. Заканчивая проповедь об Иисусе Христе, апостол Петр сказал: "итак, твердо знай, весь народ израильский, что Бог послал Спасителем и Христом Сего Иисуса, Которого вы распяли".

Проповедь Петра так подействовала на слушавших ее, что весьма многие уверовали в Иисуса Христа. Уверовавшие во Христа приняли крещение, таких оказалось в этот день около трех тысяч человек.

Сошествие Святого Духа на апостолов празднуется Св. Православною Церковью, как великий праздник, в пятидесятый день после Пасхи (потому что Дух Святой сошел в 50-ый день после воскресения Иисуса Христа) и потому называется Пятидесятницею, или Днем Святой Троицы, так как с этого дня раскрылось миру действие Пресвятой Троицы.

среда, 19 июня 2013 г.

Межпредметные связи в обучении

Межпредметные связи в  обучении являются  выражением интеграционных процессов, происходящих сегодня в образовании. Эти связи играют важную роль в повышении  подготовки обучающихся, существенной особенностью которой является овладение ими обобщенным характером познавательной деятельности. Обобщенность  дает возможность применять знание и умение в конкретных ситуациях.  
С помощью  межпредметных связей  не только на   качественно новом уровне решаются задачи обучения, развития и воспитания обучающихся, но также закладывается фундамент для комплексного видения, подхода и решения сложных проблем реальной действительности. Именно поэтому  межпредметные связи являются важным условием и результатом комплексного подхода в обучении и воспитании обучающихся  в  образовательных учреждениях.




понедельник, 17 июня 2013 г.

Любимые произведения. Г. Х. Андерсен

"Однажды в большом-большом городе, где было много-много вывесок на магазинах, разыгралась страшная буря и... перевесила все вывески!  Вот смеху-то было!"

 Эту сказку написал знаменитый писатель из Дании Ганс Христиан Андерсен. Герои Андерсена добры и отважны, их сердца полны надежды и сострадания. И еще - любви. Ведь, когда мы любим, жизнь превращается в сказку - удивительную историю с волшебным концом.




ГАДКИЙ УТЁНОК

Ганс Христиан Андерсен

Хорошо было за городом! Стояло лето. На полях уже золотилась рожь, овес зеленел, сено было смётано в стога; по зеленому лугу расхаживал длинноногий аист и болтал по-египетски — этому языку он выучился у своей матери. За полями и лугами темнел большой лес, а в лесу прятались глубокие синие озера. Да, хорошо было за городом! Солнце освещало старую усадьбу, окруженную глубокими канавами с водой. Вся земля — от стен дома до самой воды — заросла лопухом, да таким высоким, что маленькие дети могли стоять под самыми крупными его листьями во весь рост. 

В чаще лопуха было так же глухо и дико, как в густом лесу, и вот там-то сидела на яйцах утка. Сидела она уже давно, и ей это занятие порядком надоело. К тому же ее редко навещали, — другим уткам больше нравилось плавать по канавкам, чем сидеть в лопухе да крякать вместе с нею. 

Наконец яичные скорлупки затрещали. 

Утята зашевелились, застучали клювами и высунули головки. 

— Пип, пип! — сказали они. 

— Кряк, кряк! — ответила утка. — Поторапливайтесь! 

Утята выкарабкались кое-как из скорлупы и стали озираться кругом, разглядывая зеленые листья лопуха. Мать не мешала им — зеленый цвет полезен для глаз. 

— Ах, как велик мир! — сказали утята. Еще бы! Теперь им было куда просторнее, чем в скорлупе. 

— Уж не думаете ли вы, что тут и весь мир? — сказала мать. — Какое там! Он тянется далеко-далеко, туда, за сад, за поле... Но, по правде говоря, там я отроду не бывала!.. Ну что, все уже выбрались? — Иона поднялась на ноги. — Ах нет, еще не все... Самое большое яйцо целехонько! Да когда же этому будет конец! Я скоро совсем потеряю терпение. 

И она уселась опять. 

— Ну, как дела? — спросила старая утка, просунув голову в чащу лопуха. 

— Да вот, с одним яйцом никак не могу справиться, — сказала молодая утка. — Сижу, сижу, а оно всё не лопается. Зато посмотри на тех малюток, что уже вылупились. Просто прелесть! Все, как один, — в отца! А он-то, негодный, даже не навестил меня ни разу! 

— Постой, покажи-ка мне сперва то яйцо, которое не лопается, — сказала старая утка. — Уж не индюшечье ли оно, чего доброго? Ну да, конечно!.. Вот точно так же и меня однажды провели. А сколько хлопот было у меня потом с этими индюшатами! Ты не поверишь: они до того боятся воды, что их и не загонишь в канаву. Уж я и шипела, и крякала, и просто толкала их в воду, — не идут, да и только. Дай-ка я еще раз взгляну. Ну, так и есть! Индюшечье! Брось-ка его да ступай учи своих деток плавать! 

— Нет, я, пожалуй, посижу, — сказала молодая утка. — Уж столько терпела, что можно еще немного потерпеть. 

— Ну и сиди! — сказала старая утка и ушла. И вот наконец большое яйцо треснуло. 

— Пип! Пип! — пропищал птенец и вывалился из скорлупы. 

Но какой же он был большой и гадкий! Утка оглядела его со всех сторон и всплеснула крыльями. 

— Ужасный урод! — сказала она. — И совсем не похож на других! Уж не индюшонок ли это в самом деле? Ну, да в воде-то он у меня побывает, хоть бы мне пришлось столкнуть его туда силой! 

На другой день погода стояла чудесная, зеленый лопух был залит солнцем. 

Утка со всей своей семьей отправилась к канаве. Бултых! — и она очутилась в воде. 





— Кряк-кряк! За мной! Живо! — позвала она, и утята один за другим тоже бултыхнулись в воду. 

Сначала вода покрыла их с головой, но они сейчас же вынырнули и отлично поплыли вперед. Лапки у них так и заработали, так и заработали. Даже гадкий серый утёнок не отставал от других. 

— Какой же это индюшонок? — сказала утка. — Вон как славно гребет лапками! И как прямо держится! Нет, это мой собственный сын. Да он вовсе не так дурен, если хорошенько присмотреться к нему. Ну, .живо, живо за мной! Я сейчас введу вас в общество — мы отправимся на птичий двор. Только держитесь ко мне поближе, чтобы кто-нибудь не наступил на вас, да берегитесь кошек! 

Скоро утка со всем своим выводком добралась до птичьего двора. Бог ты мой! Что тут был за шум! Два утиных семейства дрались из-за головки угря. И в конце концов эта головка досталась кошке. 

— Вот так всегда и бывает в жизни! — сказала утка и облизнула язычком клюв — она и сама была не прочь отведать угриной головки. — Ну, ну, шевелите лапками! — скомандовала она, поворачиваясь к утятам. — Крякните и поклонитесь вон той старой утке! Она здесь знатнее всех. Она испанской породы и потому такая жирная. Видите, у нее на лапке красный лоскуток! До чего красиво! Это высшее отличие, какого только может удостоиться утка. Это значит, что ее не хотят потерять, — по этому лоскутку ее сразу узнают и люди и животные. Ну, живо! Да не держите лапки вместе! Благовоспитанный утенок должен выворачивать лапки наружу. Вот так! Смотрите. Теперь наклоните головки и скажите: «Кряк!» 

Утята так и сделали. 

Но другие утки оглядели их и громко заговорили: 

— Ну вот, еще целая орава! Точно без них нас мало было! А один-то какой гадкий! Этого уж мы никак не потерпим! 

И сейчас же одна утка подлетела и клюнула его в шею. 

— Оставьте его! — сказала утка-мать. — Ведь он вам ничего не сделал! 

— Положим, что так. Но какой-то он большой и несуразный! — прошипела злая утка. — Не мешает его немного проучить. 

А знатная утка с красным лоскутком на лапке сказала: 

— Славные у тебя детки! Все очень, очень милы, кроме одного, пожалуй... Бедняга не удался! Хорошо бы его переделать. 

— Это никак невозможно, ваша милость! — ответила утка-мать. — Он некрасив — это правда, но у него доброе сердце. А плавает он не хуже, смею даже сказать — лучше других. Я думаю, со временем он выровняется и станет поменьше. Он слишком долго пролежал в яйце и потому немного перерос. — И она разгладила клювом перышки на его спине. — Кроме того, он селезень, а селезню красота не так уж нужна. Я думаю, он вырастет сильным и пробьет себе дорогу в жизнь. 

— Остальные утята очень, очень милы! — сказала знатная утка. — Ну, будьте как дома, а если найдете угриную головку, можете принести ее мне. 

И вот утята стали вести себя как дома. Только бедному утенку, который вылупился позже других и был такой гадкий, никто не давал проходу. Его клевали, толкали и дразнили не только утки, но даже куры. 

— Слишком велик! — говорили они. 

А индийский петух, который родился со шпорами на ногах и потому воображал себя чуть не императором, надулся и, словно корабль на всех парусах, подлетел прямо к утенку, поглядел на него и сердито залопотал; гребешок у него так и налился кровью. Бедный утенок просто не знал, что ему делать, куда деваться. И надо же было ему уродиться таким гадким, что весь птичий двор смеется над ним! 

Так прошел первый день, а потом стало еще хуже. Все гнали бедного утенка, даже братья и сестры сердито говорили ему: «Хоть бы кошка утащила тебя, несносный урод!» А мать прибавляла: «Глаза б мои на тебя не глядели!» Утки щипали его, куры клевали, а девушка, которая давала птицам корм, отталкивала его ногою. 

Наконец утенок не выдержал. Он перебежал через двор и, распустив свои неуклюжие крылышки, кое-как перевалился через забор прямо в колючие кусты. 

Маленькие птички, сидевшие на ветках, разом вспорхнули и разлетелись в разные стороны. 

«Это оттого, что я такой гадкий», — подумал утенок и, зажмурив глаза, бросился бежать, сам не зная куда. Он бежал до тех пор. пока не очутился в болоте, где жили дикие утки. 

Тут он провел всю ночь. Бедный утенок устал, и ему было очень грустно. 

Утром дикие утки проснулись в своих гнездах и увидали нового товарища. 

— Это что за птица? — спросили они. Утенок вертелся и кланялся во все стороны, как умел. 

— Ну и гадкий же ты! — сказали дикие утки. — Впрочем, нам до этого нет никакого дела, только бы ты не лез к нам в родню. 

Бедняжка! Где уж ему было и думать об этом! Лишь бы ему позволили жить в камышах да пить болотную воду, — о большем он и не мечтал. 

Так просидел он в болоте два дня. На третий день туда прилетели два диких гусака. Они совсем недавно научились летать и поэтому очень важничали. 

— Слушай, дружище! — сказали они. — Ты такой чудной, что на тебя смотреть весело. Хочешь дружить с нами? Мы птицы вольные — куда хотим, туда и летим. Здесь поблизости есть еще болото, там живут премиленькие дикие гусыни-барышни. Они умеют говорить: «Рап! Рап!» Ты так забавен, что, чего доброго, будешь иметь у них большой успех. 

Пиф! Паф! — раздалось вдруг над болотом, и оба гусака упали в камыши мертвыми, а вода покраснела от крови. 

Пиф! Паф! — раздалось опять, и целая стая диких гусей поднялась над болотом. Выстрел гремел за выстрелом. Охотники окружили болото со всех сторон; некоторые из них забрались на деревья и вели стрельбу сверху. Голубой дым облаками окутывал вершины деревьев и стлался над водой. По болоту рыскали охотничьи собаки. Только и слышно было: шлёп-шлёп! И камыш раскачивался из стороны в сторону. Бедный утенок от страха был ни жив ни мертв. Он хотел было спрятать голову под крылышко, как вдруг прямо перед ним выросла охотничья собака с высунутым языком и сверкающими злыми глазами. Она посмотрела на утенка, оскалила острые зубы и — шлёп-шлёп! — побежала дальше. 

«Кажется, пронесло, — подумал утенок и перевел дух. — Видно, я такой гадкий, что даже собаке противно съесть меня!» 

И он притаился в камышах. А над головою его то и дело свистела дробь, раздавались выстрелы. 

Пальба стихла только к вечеру, но утенок долго еще боялся пошевельнуться. 

Прошло несколько часов. Наконец он осмелился встать, осторожно огляделся вокруг и пустился бежать дальше по полям и лугам. 

Дул такой сильный встречный ветер, что утенок еле-еле передвигал лапками. 

К ночи он добрался до маленькой убогой избушки. Избушка до того обветшала, что готова была упасть, да не знала, на какой бок, потому и держалась. 

Ветер так и подхватывал утенка, — приходилось прижиматься к самой земле, чтобы не унесло. 

К счастью, он заметил, что дверь избушки соскочила с одной петли и так перекосилась, что сквозь щель можно легко пробраться внутрь. И утенок пробрался. 

В избушке жила старуха со своей курицей и котом. Кота она звала Сыночком; он умел выгибать спину, мурлыкать и даже сыпать искрами, но для этого надо было погладить его против шерсти. У курицы были маленькие коротенькие ножки, и потому ее так и прозвали Коротконожкой. Она прилежно несла яйца, и старушка любила ее, как дочку. 

Утром утенка заметили. Кот начал мурлыкать, а курица кудахтать. 

— Что там такое? — спросила старушка. Она поглядела кругом и увидела в углу утенка, но сослепу приняла его за жирную утку, которая отбилась от дому. 

— Вот так находка! — сказала старушка. — Теперь у меня будут утиные яйца, если только это не селезень. И она решила оставить бездомную птицу у себя. Но прошло недели три, а яиц всё не было. Настоящим хозяином в доме был кот, а хозяйкой — курица. Оба они всегда говорили: «Мы и весь свет!» Они считали самих себя половиной всего света, и притом лучшей половиной. Утенку, правда, казалось, что на сей счет можно быть другого мнения. Но курица этого не допускала. 

— Умеешь ты нести яйца? — спросила она утенка. 

— Нет! 

— Так и держи язык на привязи! А кот спросил: 

— Умеешь ты выгибать спину, сыпать искрами и мурлыкать? 

— Нет! 

— Так и не суйся со своим мнением, когда говорят умные люди! 

И утенок сидел в углу, нахохлившись. 

Как-то раз дверь широко отворилась, и в комнату ворвались струя свежего воздуха и яркий солнечный луч. Утенка так сильно потянуло на волю, так захотелось ему поплавать, что он не мог удержаться и сказал об этом курице. 

— Ну, что еще выдумал? — напустилась на него курица. — Бездельничаешь, вот тебе в голову и лезет всякая чепуха! Неси-ка яйца или мурлычь, дурь-то и пройдет! 

— Ах, плавать так приятно! — сказал утенок. — Такое удовольствие нырнуть вниз головой в самую глубь! 

— Вот так удовольствие! — сказала курица. — Ты совсем с ума сошел! Спроси у кота — он рассудительней всех, кого я знаю, — нравится ли ему плавать и нырять? О себе самой я уж не говорю. Спроси, наконец, у нашей госпожи старушки, умнее ее, уж наверное, никого нет на свете! Она тебе скажет, любит ли она нырять вниз головой в самую глубь! 

— Вы меня не понимаете! — сказал утенок. 

— Если уж мы не понимаем, так кто тебя и поймет! Ты, видно, хочешь быть умнее кота и нашей госпожи, не говоря уже обо мне! Не дури и будь благодарен за все, что для тебя сделали! Тебя приютили, пригрели, ты попал в такое общество, в котором можешь кое-чему научиться. Но ты пустая голова, и разговаривать с тобой не стоит. Уж поверь мне! Я желаю тебе добра, потому и браню тебя. Так всегда поступают истинные друзья. Старайся же нести яйца или научись мурлыкать да сыпать искрами! 

— Я думаю, мне лучше уйти отсюда куда глаза глядят! — сказал утенок. 

— Ну и ступай себе! — ответила курица. 

И утенок ушел. Он жил на озере, плавал и нырял вниз головой, но все вокруг по-прежнему смеялись над ним и называли его гадким и безобразным. 

А между тем настала осень. Листья на деревьях пожелтели и побурели. Они так и сыпались с ветвей, а ветер подхватывал их и кружил по воздуху. Стало очень холодно. Тяжелые тучи сеяли на землю то град, то снег. Даже ворон, сидя на изгороди, каркал от холода во все горло. Брр! Замерзнешь при одной мысли о такой стуже! 

Плохо приходилось бедному утенку. 

Раз под вечер, когда солнышко еще сияло на небе, из-за леса поднялась целая стая чудесных, больших птиц. Таких красивых птиц утенок никогда еще не видел — все белые как снег, с длинными гибкими шеями... 

Это были лебеди. 

Их крик был похож на звуки трубы. Они распростерли свои широкие, могучие крылья и полетели с холодных лугов в теплые края, за синие моря... Вот уж они поднялись высоко-высоко, а бедный утенок всё смотрел им вслед, и какая-то непонятная тревога охватила его. Он завертелся в воде, как волчок, вытянул шею и тоже закричал, да так громко и странно, что сам испугался. Он не мог оторвать глаз от этих прекрасных птиц, а когда они совсем скрылись из виду, он нырнул на самое дно, потом выплыл опять и все-таки долго еще не мог опомниться. Утенок не знал, как зовут этих птиц, не знал, куда они летят, но полюбил их. как не любил до сих пор никого на свете. Красоте их он не завидовал. Ему и в голову не приходило, что он может быть таким же красивым, как они. 

Он был рад-радехонек, если бы хоть утки не отталкивали его от себя. Бедный гадкий утенок! 

Зима настала холодная-прехолодная. Утенок должен был плавать по озеру без отдыха, чтобы не дать воде замерзнуть совсем, но с каждой ночью полынья, в которой он плавал, становилась все меньше и меньше. Мороз был такой, что даже лед потрескивал. Утенок без устали работал лапками. Под конец он совсем выбился из сил, растянулся и примерз ко льду. 

Рано утром мимо проходил крестьянин. Он увидел примерзшего ко льду утенка, разбил лед своим деревянным башмаком и отнес полумертвую птицу домой к жене. 

Утенка отогрели. 

Дети задумали поиграть с ним, но утенку показалось, что они хотят обидеть его. Он шарахнулся от страха в угол и попал прямо в подойник с молоком. Молоко потекло по полу. Хозяйка вскрикнула и всплеснула руками, а утенок заметался по комнате, влетел в кадку с маслом, а оттуда в бочонок с мукой. Легко представить, на что он стал похож! 

Хозяйка бранила утенка и гонялась за ним с угольными щипцами, дети бегали, сшибая друг друга с ног, хохотали и визжали. Хорошо, что дверь была открыта, — утенок выбежал, растопырив крылья, кинулся в кусты, прямо на свежевыпавший снег, и долго-долго лежал там почти без чувств. 

Было бы слишком печально рассказывать про все беды и несчастья гадкого утенка в эту суровую зиму. 

Наконец солнышко опять пригрело землю своими теплыми лучами. Зазвенели жаворонки в полях. Вернулась весна! 

Утенок выбрался из камышей, где он прятался всю зиму, взмахнул крыльями и полетел. Крылья его теперь были куда крепче прежнего, они зашумели и подняли его над землей. Не успел он опомниться, как долетел уже до большого сада. Яблони стояли все в цвету, душистая сирень склоняла свои длинные зеленые ветви над извилистым каналом. Ах, как тут было хорошо, как пахло весною! 

И вдруг из чащи тростника выплыли три чудных белых лебедя. Они плыли так легко и плавно, точно скользили по воде. Утенок узнал этих прекрасных птиц, и его охватила какая-то непонятная грусть. 

«Полечу к ним, к этим величавым птицам. Они, наверно, заклюют меня насмерть за то, что я, такой гадкий, осмелился приблизиться к ним. Но все равно! Лучше погибнуть от их ударов, чем сносить щипки уток и кур, пинки птичницы да терпеть холод и голод зимою!» 

И он опустился на воду и поплыл навстречу прекрасным лебедям, а лебеди, завидев его, замахали крыльями и поплыли прямо к нему. 

— Убейте меня! — сказал гадкий утенок и низко опустил голову. 

И вдруг в чистой, как зеркало, воде он увидел свое собственное отражение. Он был уже не гадким темно-серым утенком, а красивым белым лебедем! 

Теперь утенок был даже рад, что перенес столько горя и бед. Он много вытерпел и поэтому мог лучше оценить свое счастье. А большие лебеди плавали вокруг и гладили его своими клювами. 

В это время в сад прибежали дети. Они стали бросать лебедям кусочки хлеба и зерно, а самый младший из них закричал: 

— Новый прилетел! Новый прилетел! И все остальные подхватили: 

— Да, новый, новый! 

Дети хлопали в ладоши и плясали от радости. Потом они побежали за отцом с матерью и опять стали бросать в воду кусочки хлеба и пирожного. 

И дети и взрослые говорили: 

— Новый лебедь лучше всех! Он такой красивый и молодой! 

И старые лебеди склонили перед ним головы. А он совсем смутился и спрятал голову под крыло, сам не зная зачем. Он вспоминал то время, когда все смеялись над ним и гнали его. Но всё это было позади. Теперь люди говорят, что он самый прекрасный среди прекрасных лебедей. Сирень склоняет к нему в воду душистые ветки, а солнышко ласкает своими теплыми лучами... 




И вот крылья его зашумели, стройная шея выпрямилась, а из груди вырвался ликующий крик: 

— Нет, о таком счастье я и не мечтал, когда был еще гадким утенком!